А вот и новый наряд Клементины, и новый парик, который планировался на продажу, внезапно захвачен ею...)
читать дальше
Это могла быть не Клементина, и не ее история... Это могла бы быть история Нисциллы, пусть таким будет ее имя, леди фейри летнего двора, полюбившей неблагого... Вы знали, чем отличаются летний и зимний дворы? Благой от неблагого? Наверняка, подозревали, что подданные первого красивые статные фейри, причем не просто фейри, а сидхе, высшие эльфы чистой крови со звучными именами и мелодичным голосами. Вы правы, почти, ведь кроме красоты и чистоты крови ничто более не отделяет их от неблагих, разве что, благие еще более мелочны, высокомерны, заносчивы... Они из тех, что легко перегрызут горло своему королю... Но да, неблагие почти такие же, это свойственно фейри, только они никогда не были столь прекрасны: среди них полукровки, дети сидхе и низших созданий дикого гона, среди них и иные фейри - нимфы, дриады, тролли, среди них замаравшие руки подданные летнего двора, что стали боле неугодны, среди них и обезображенные в дуэлях юнцы, и покалеченные в боях войны. Но все они равны среди смертных, они не отличат высокородного от низшего, и коли ты покинул холм, рискуешь встретить того, кого не следовало бы встречать, особенно леди. Особенно, если встречи происходят ночью. Но она знала на что идет, к чему стремится, чего давно бы стоило добиться... Заметить, увидеть и оказаться во власти сильных рук. И что же, что кожа сера, клыки длинны, а глаза горят, как два светляка, когда длинные когти царапают беззащитно белую кожу... И ничего не страшно. Пусть даже он и тролль. Единственный миг свободы за пределами придворных сплетен и интриг, как глоток свежего воздуха, запретный и недоступный. А потом возвращение обратно и мысли-мысли-мысли, и у нее, и у него, ведь каждый знает, что это нужно срочно прекратить... но не получается. И снова ждать встречи, встречаться, разбегаться, волноваться, что вот-вот узнают, разоблачат друзья или недруги, или... Этого не случилось, случилось другое, страшное и непредвиденное, ведь у сидхе очень-очень редко получается зачать ребенка, видимо дело было в скверной крови... Нисцилла повторяла историю Клементины, или это Клементина шла по ее следам, быть может именно в этом суть той потусторонней связи, что есть меж двумя женщинами: мертвой и ныне здравствующей? В среде сидхе мало браков, ведь их может подтвердить лишь один факт - рождение ребенка, именно он становится вечной связующей нитью меж мужчиной и женщиной, которую невозможно разорвать или придать забвению. Это как клеймо принадлежности. Оно связало благую леди, сделав ее прокаженной, и неблагую нежить. Нисцилла потеряла дом, свой родной мир, оставшись один на один со свободой, выбором, своим мужчиной и его ребенком. Когда сидхе изгоняют с летнего двора, у них два пути - примкнуть к зимнему и навсегда забыть путь домой, либо остаться в мире людей, тихо умирая без связи с природной магией. И Нисцилле предстоял этот выбор, да вот только и свобода оказалась не нужна, и мужчина - не любимым, и ребенок - ненавистным. Все это препятствовало возвращению. Но она слышала слова своего короля, звучащие постоянно, словно ежесекундно произносимые - "Убей это дитя, принеси мне сердце тролля и твой грех будет прощен...". Она не могла избавится от этих жутких слов, которые быстро стали ее единственными мыслями.
Убить и забыть.
В ее глазах разгоралось безумие, с каждым днем, проведенном в наскоро обустроенном троллевом жилище под мостом. Она ждала, ждали лишь одного - рождения той маленькой твари, что росла внутри нее, питалась ее соками. Но он этого не замечал, сложно что-то замечать, когда окрылен любовью, когда рядом, наконец-то, любимая женщина, пожелавшая остаться с ним, когда совсем скоро родится существо, которое сделает их счастливыми на веки-вечные. Ребенок родился в срок, осенью, чьи листья были кроваво-красными, будто бы предвещавшими скорое злодеяние. Он не отходил от Нисциллы ни на шаг, все больше и больше сим ее раздражая... Но это не могло быть постоянным, вскоре ему пришлось покинуть любимую, совсем ненадолго. Этого времени хватило, чтобы уйти в лес, держа на руках мирно спящую дочку, не далеко, но все же... Изукрашенный кинжал пронзил кожу маленькой девочки, и молодые деревья сотряслись он дикого крика, исторгнутого малышкой. И мать остановилась, нет, не пожалела, и рука ее не дрогнула, просто, дочь ее была и дочерью тролля, что давало ей возможность обратиться в камень, едва луч света коснется ее кожи. Нисцилла держала в руках каменное изваяние. Крик ребенка не только отпугнул всех близ пробегавших животных, но и притянул того, кто стоял теперь в нескольких метрах, онемев от ужаса. Укутанный в черный плащ тролль стоял среди деревьев, взирая на жену уже не с любовью, а с ненавистью, лютой, как и все чувства тролль. Боль застилала разум, и вскоре с краснотой листов сливалась кровь, ведь сидхе не обладали способностями, что могли бы защитить их от разъяренного тролля, легко разрывающего когтями плоть, что не так давно ласкали...
Он больше не мог чувствовать ничего, кроме боли, сидя рядом с мертвой женой покрытый ее кровью. Она навсегда въелась в кожу. Его заставила очнуться темнота и плач дочери, требующей помощи. Рана оказалась совсем легкой, поверхностной, но ее необходимо было обработать, а чтобы это сделать, нужно было уйти, и он ушел, оставив тело медленно разлагаться. Хотя, медленно, слово для сидхе неприменимое, они исчезают быстро, и вот уже земля поглощает бренные кости... А тролль осторожно укачивает своего ребенка, пытаясь не поранить острыми когтями, не испугать своим озлобленным видом ребенка, которого уже не мог любить. Он шепчет над дочерью заклинания на грубом языке троллей, придавая ее коже не серый, а розоватый оттенок, лишая кудри зеленцы, оставляя лишь светлую, едва заметную, рыжину, лишая дитя единственной магической защиты и всех сил, пряча их в изящный кулон до тех пор, пока малышка не вырастет. Но не с ним, не с тем, кто убил ее мать, и может навредить ей, а с теми, кто подберет оставленный у края моста сверток, окруженный чарами привлечения. Чтобы люди были лучшими родителями, нежели легкомысленная леди сидхе и злосчастный тролль...
Клементина приоткрыла глаза, уставившись в серое предзакатное небо, и резко села, озираясь вокруг.
И, наконец, встала, оправив юбку, и, проклиная свою глупость, заспешила вглубь леса, чтобы легко перенестись домой. Она уходила, коря себя за то, что уснула неизвестно где, и вспоминая свой странный сон, а под ее ногами шуршали, укладываюсь поудобнее неупокоенные кости леди Нисциллы.
читать дальше
Это могла быть не Клементина, и не ее история... Это могла бы быть история Нисциллы, пусть таким будет ее имя, леди фейри летнего двора, полюбившей неблагого... Вы знали, чем отличаются летний и зимний дворы? Благой от неблагого? Наверняка, подозревали, что подданные первого красивые статные фейри, причем не просто фейри, а сидхе, высшие эльфы чистой крови со звучными именами и мелодичным голосами. Вы правы, почти, ведь кроме красоты и чистоты крови ничто более не отделяет их от неблагих, разве что, благие еще более мелочны, высокомерны, заносчивы... Они из тех, что легко перегрызут горло своему королю... Но да, неблагие почти такие же, это свойственно фейри, только они никогда не были столь прекрасны: среди них полукровки, дети сидхе и низших созданий дикого гона, среди них и иные фейри - нимфы, дриады, тролли, среди них замаравшие руки подданные летнего двора, что стали боле неугодны, среди них и обезображенные в дуэлях юнцы, и покалеченные в боях войны. Но все они равны среди смертных, они не отличат высокородного от низшего, и коли ты покинул холм, рискуешь встретить того, кого не следовало бы встречать, особенно леди. Особенно, если встречи происходят ночью. Но она знала на что идет, к чему стремится, чего давно бы стоило добиться... Заметить, увидеть и оказаться во власти сильных рук. И что же, что кожа сера, клыки длинны, а глаза горят, как два светляка, когда длинные когти царапают беззащитно белую кожу... И ничего не страшно. Пусть даже он и тролль. Единственный миг свободы за пределами придворных сплетен и интриг, как глоток свежего воздуха, запретный и недоступный. А потом возвращение обратно и мысли-мысли-мысли, и у нее, и у него, ведь каждый знает, что это нужно срочно прекратить... но не получается. И снова ждать встречи, встречаться, разбегаться, волноваться, что вот-вот узнают, разоблачат друзья или недруги, или... Этого не случилось, случилось другое, страшное и непредвиденное, ведь у сидхе очень-очень редко получается зачать ребенка, видимо дело было в скверной крови... Нисцилла повторяла историю Клементины, или это Клементина шла по ее следам, быть может именно в этом суть той потусторонней связи, что есть меж двумя женщинами: мертвой и ныне здравствующей? В среде сидхе мало браков, ведь их может подтвердить лишь один факт - рождение ребенка, именно он становится вечной связующей нитью меж мужчиной и женщиной, которую невозможно разорвать или придать забвению. Это как клеймо принадлежности. Оно связало благую леди, сделав ее прокаженной, и неблагую нежить. Нисцилла потеряла дом, свой родной мир, оставшись один на один со свободой, выбором, своим мужчиной и его ребенком. Когда сидхе изгоняют с летнего двора, у них два пути - примкнуть к зимнему и навсегда забыть путь домой, либо остаться в мире людей, тихо умирая без связи с природной магией. И Нисцилле предстоял этот выбор, да вот только и свобода оказалась не нужна, и мужчина - не любимым, и ребенок - ненавистным. Все это препятствовало возвращению. Но она слышала слова своего короля, звучащие постоянно, словно ежесекундно произносимые - "Убей это дитя, принеси мне сердце тролля и твой грех будет прощен...". Она не могла избавится от этих жутких слов, которые быстро стали ее единственными мыслями.
Убить и забыть.
В ее глазах разгоралось безумие, с каждым днем, проведенном в наскоро обустроенном троллевом жилище под мостом. Она ждала, ждали лишь одного - рождения той маленькой твари, что росла внутри нее, питалась ее соками. Но он этого не замечал, сложно что-то замечать, когда окрылен любовью, когда рядом, наконец-то, любимая женщина, пожелавшая остаться с ним, когда совсем скоро родится существо, которое сделает их счастливыми на веки-вечные. Ребенок родился в срок, осенью, чьи листья были кроваво-красными, будто бы предвещавшими скорое злодеяние. Он не отходил от Нисциллы ни на шаг, все больше и больше сим ее раздражая... Но это не могло быть постоянным, вскоре ему пришлось покинуть любимую, совсем ненадолго. Этого времени хватило, чтобы уйти в лес, держа на руках мирно спящую дочку, не далеко, но все же... Изукрашенный кинжал пронзил кожу маленькой девочки, и молодые деревья сотряслись он дикого крика, исторгнутого малышкой. И мать остановилась, нет, не пожалела, и рука ее не дрогнула, просто, дочь ее была и дочерью тролля, что давало ей возможность обратиться в камень, едва луч света коснется ее кожи. Нисцилла держала в руках каменное изваяние. Крик ребенка не только отпугнул всех близ пробегавших животных, но и притянул того, кто стоял теперь в нескольких метрах, онемев от ужаса. Укутанный в черный плащ тролль стоял среди деревьев, взирая на жену уже не с любовью, а с ненавистью, лютой, как и все чувства тролль. Боль застилала разум, и вскоре с краснотой листов сливалась кровь, ведь сидхе не обладали способностями, что могли бы защитить их от разъяренного тролля, легко разрывающего когтями плоть, что не так давно ласкали...
Он больше не мог чувствовать ничего, кроме боли, сидя рядом с мертвой женой покрытый ее кровью. Она навсегда въелась в кожу. Его заставила очнуться темнота и плач дочери, требующей помощи. Рана оказалась совсем легкой, поверхностной, но ее необходимо было обработать, а чтобы это сделать, нужно было уйти, и он ушел, оставив тело медленно разлагаться. Хотя, медленно, слово для сидхе неприменимое, они исчезают быстро, и вот уже земля поглощает бренные кости... А тролль осторожно укачивает своего ребенка, пытаясь не поранить острыми когтями, не испугать своим озлобленным видом ребенка, которого уже не мог любить. Он шепчет над дочерью заклинания на грубом языке троллей, придавая ее коже не серый, а розоватый оттенок, лишая кудри зеленцы, оставляя лишь светлую, едва заметную, рыжину, лишая дитя единственной магической защиты и всех сил, пряча их в изящный кулон до тех пор, пока малышка не вырастет. Но не с ним, не с тем, кто убил ее мать, и может навредить ей, а с теми, кто подберет оставленный у края моста сверток, окруженный чарами привлечения. Чтобы люди были лучшими родителями, нежели легкомысленная леди сидхе и злосчастный тролль...
Клементина приоткрыла глаза, уставившись в серое предзакатное небо, и резко села, озираясь вокруг.
И, наконец, встала, оправив юбку, и, проклиная свою глупость, заспешила вглубь леса, чтобы легко перенестись домой. Она уходила, коря себя за то, что уснула неизвестно где, и вспоминая свой странный сон, а под ее ногами шуршали, укладываюсь поудобнее неупокоенные кости леди Нисциллы.